«Таинственный дом в туманном поднебесье» — квинтэссенция творчества Говарда Филлипса Лавкрафта


Для начала маленькая ремарка: к заголовку статьи следовало бы добавить слова «по моему мнению», но, полагаю, это и так должно быть понятно — ведь я пишу для своего сайта. Рассказ, в оригинале называющийся «The Strange High House in the Mist» (на русском языке есть два основных варианта перевода, включая вынесенный мной в заглавие, а также «Загадочный дом на туманном утесе»; оба не совсем буквальны), является одним из моих наиболее любимых в мировой литературе жанра weird fiction. С каждым новым прочтением рассказ производит на меня огромное впечатление своей филигранной выверенностью сюжета и изящностью слога.

Таинственный дом в туманном поднебесье

Таинственный дом в туманном поднебесье

Сразу отмечу, что в рассказе нет никакого динамичного «экшна». Из-за этого некоторым читателям он не нравится (встречал такие комментарии в интернете — дескать, скучноватый, или не оправдал ожиданий). По сути «Дом…» является чисто идейным произведением, наряду с рассказом «Селефаис» наиболее ярко выражающим концепцию Страны Грез Dreamlands. Причем «Дом…» более многозначен — действительно «таинственный».

Сюжет

Начинается рассказ с бесподобной фразы:

По утрам у скал за Кингспортом с моря поднимается туман. Белый и слоистый, он поднимается из морских глубин к своим собратьям–облакам, принося им видения подводных пастбищ и таинственных пещер Левиафана. Позднее частички этих видений возвращаются на землю вместе с бесшумными летними дождями, которые падают на островерхие крыши домов, где обитают поэты. Человеку в этой жизни трудно обойтись без тайн и старинных легенд, без тех сказочных историй, что по ночам нашептывают друг другу планеты.

Язык Лавкрафта, всегда тонкий, здесь достигает апогея грациозности. Мне каждый раз оказывается достаточно прочесть этот первый абзац, чтобы дальше полностью поглотиться лавкрафтовским миром. Кстати, Кингспорт — это вымышленный Лавкрафтом город, имеющий несколько реальных прототипов где-то в Новой Англии (родной и любимый регион писателя, давший жизнь многим местам и сюжетам в его творчестве). Рядом с Кингспортом возвышается высокий утес; для жителей города он

имеет такое же значение, как для какого-нибудь морского народа Полярная звезда, Большая Медведица, Кассиопея или Дракон. В их представлении этот утес являет собой одно целое с небесной твердью. Туман закрывает его точно так же, как скрывает он солнце и звезды.

Этой скалы люди страшатся: впервые увидев ее, португальские моряки cyeверно перекрестились, а местные старожилы–янки уверены, что если бы кто и смог взобраться на ее высоту, последствия для него были бы ужаснее смерти. Тем не менее, на этом утесе стоит древний дом, и по вечерам люди видят свет в его квадратных окошках. Но обитатель таинственного дома никому не ведом, и

Даже Страшный Старик, который беседует со свинцовыми маятниками, подвешенными в бутылках, расплачивается с бакалейщиком старинными испанскими дублонами и держит каменных идолов во дворе своего дома на Водяной улице, может сказать лишь то, что дела с домом обстояли точно так же еще в те времена, когда его дед был мальчишкой.

Однажды летом в Кингспорт приехал на отдых некий обыватель (Лавкрафт называет его philosopher, что переводят как «философ», но я бы перевел как «рационалист» — в данном случае это и тип мировоззрения, и тип образа жизни) по имени Томас Олни; он преподавал какие-то скучные предметы в колледже.

Глаза его устали видеть одно и то же в течение многих лет, а ум утомился от однообразных, ставших уже шаблонными мыслей.

Олни проводил время не на курорте. Он

наблюдал туманы <…> и пытался проникнуть в их мистический мир <…>. Каждое утро он подолгу лежал на утесах и, вглядываясь в загадочную пелену за краем земли, прислушивался к призрачному звону колоколов и далеким пронзительным крикам, которые вполне могли быть криками обыкновенных чаек. А после того как туман рассеивался и море принимало свой будничный вид, он со вздохом спускался в город, где любил бродить по узким древним улочкам, петляющим по склону холма, и изучать потрескавшиеся полуразрушенные фасады и двери с фантастическими резными украшениями в домах, где обитали многие поколения рыбаков и мореходов.

Страшный Старик рассказал ему историю о том, как однажды из островерхого дома на утесе к облакам поднялся ослепительный столб огня; также Олни узнал о каких-то призраках, входивших в единственную узкую дверь дома прямо из глубины тумана, причем эта дверь расположена у края скалы и может быть видна только издалека с борта корабля в море. В конце концов,

вопреки консервативному воспитанию а, возможно, и благодаря ему, ибо однообразная жизнь воспитывает томительную жажду неизведанного,

Он поклялся забраться на этот утес и войти в таинственный древний заоблачный дом. После трудных приключений Олни добрался до дома… и встретился с его хозяином, одетым в старомодный кафтан и по виду напоминал моряка со средневекового галеона.

Впоследствии Олни не мог с определенностью сказать, кем являлся хозяин дома, но утверждал, что тот был необычен, добр, и что, находясь рядом с ним, он как никогда остро ощущал бесконечность времени и величие космоса. Много интересного довелось услышать Томасу Олни от загадочного незнакомца — рассказы о старине и далеких чудесных краях:

Он услышал о том, как цари Атлантиды боролись с громадными и скользкими морскими гадами, выползавшими из расселин на дне, узнал, что Храм Посейдона, украшенный мраморными колоннами и увитый водорослями, до сих пор иногда является взору матросов, чей корабль обречен на гибель. Вспоминал рассказчик и времена Титанов, и те смутные века царства хаоса, когда еще не было ни богов, ни даже Властителей Древности, когда Другие Боги веселились и танцевали на вершине горы Хатег-Кла в каменистой пустыне близ Ултара, что лежит за рекой Скай.

Кстати, эти места как раз находятся в Стране Грез.

Внезапно во время рассказа кто-то постучал в дверь, за которой была лишь бездна, а затем Олни увидел, как

неясный черный силуэт появился поочередно в каждом из полупрозрачных окон и чуть погодя исчез во мгле.

Кто это был? — Лавкрафт не называет, отдавая догадки во власть читателя. Возможно, это был Ползучий Хаос Ньярлатхотеп?..

А затем Томас Олни и отшельник из Таинственного дома совершили чудесное путешествие по бесконечному эфиру оживших воспоминаний и грез древних обитателей Земли. И сопровождали их Нептун, тритоны, нереиды и сам Ноденс, Охотник и Повелитель Великой Бездны (он впервые появляется в творчестве Лавкрафта именно в этом рассказе). Имя Ноденса происходит из кельтского пантеона (Лавкрафт узнал о нем, вероятно, благодаря упоминанию в повести Артура Мейчена «Великий бог Пан»), но у Лавкрафта он совершенно другой — один из Старших Богов, и в Стране Грез преследует служителей зловещих Властителей Древности и их вестника Ньярлатхотепа (например, шантаков). Кстати, делает он это не для защиты людей, а скорее по своей природе охотника.

Метаморфоза

На следующий день Томас Олни вернулся назад в Кингспорт.

Он пришел легкой походкой, <…>, взгляд же его был задумчив и как-то странно рассеян. Он не мог толком объяснить, что именно произошло с ним в этом вознесенном под небеса жилище безымянного отшельника, не помнил, как спустился с высоты, и вообще не желал ни с кем говорить о своем путешествии.

Только Страшный Старик на все любопытные расспросы мог ответить, что

спустился не совсем тот, кто поднимался, и что якобы под островерхой крышей, а, может быть, и где-нибудь в недосягаемых туманных высях все еще блуждает потерянная душа того, кто прежде был Томасом Олни.

А дальше с Олни происходит невидимая метаморфоза:

С тех пор в течение долгих однообразных лет философ трудился, ел, спал словом, покорно влачил существование добропорядочного гражданина и никогда больше не проявлял интереса к вещам чудесным и сверхъестественным. Дни его сейчас текут спокойно и размеренно <…>. Взгляд его давно уже утратил огонек беспокойства, и если он когда и прислушивается к торжественным колоколам или дальним свирелям эльфов, то лишь во снах, с годами посещающих его все реже и реже.

Как считают старые жители Кингспорта:

<…> если один голос принес новые туманы с моря и сделал огни на утесе ярче, то другие голоса добавят еще туманов и голубоватых огней и, может быть, Старые Боги <…> проснутся и, выйдя из глубины неведомого Кадата, затерянного в холодном морском просторе, вновь поселятся на дьявольском утесе в опасной близости от ласковых холмов и долин Новой Англии.

Они не хотят этого,

ибо простым людям общение с потусторонними силами никогда не приносило добра. Кроме того, Страшный Старик частенько вспоминает слова Олни о том первом стуке, которого устрашился отшельник, и о черном силуэте за полупрозрачными окнами дома.

Все эти тайны ведомы лишь Старшей Расе и никогда не станут достоянием людей.

Отчуждение

Но таково мнение стариков Кингспорта. Мое же мнение таково — на самом деле, душа Томаса Олни не заблудилась. Напротив, я убежден, что она вернулась к своей естественной сущности именно в этом Таинственном доме. Человек не ниже Старшей Расы, и все тайны всеохватного мира могут быть его достоянием. По крайней мере, достоянием тех людей, которые этого хотят.

Реакцией на это может стать (и как правило, так и происходит) вышеописанная метаморфоза. Я определяю ее как «отчуждение». Это понятие имеет ключевое значение в творчестве Лавкрафта. Например, в поэме «Грибы с Юггота» есть сонет с таким названием:

XXXII. Alienation

His solid flesh had never been away,
For each dawn found him in his usual place,
But every night his spirit loved to race
Through gulfs and worlds remote from common day.

He had seen Yaddith, yet retained his mind,
And come back safely from the Ghooric zone,
When one still night across curved space was thrown
That beckoning piping from the voids behind.

He waked that morning as an older man,
And nothing since has looked the same to him.
Objects around float nebulous and dim —
False, phantom trifles of some vaster plan.
His folk and friends are now an alien throng
To which he struggles vainly to belong.

Мой прозаический подстрочный перевод:

XXXII. Отчуждение

Его тело никогда не уносилось прочь,
И каждый рассвет находил его в привычном месте,
Но каждую ночь его дух любил устремляться
К безднам и мирам, удаленным от обыденности.

Он видел Яддит, но сохранил рассудок,
И благополучно вернулся из Гурикской области,
Но однажды ночью сквозь искривленное пространство
До него донесся призывный свист из запредельной пустоты.

Тем утром он проснулся стариком,
И с той поры ничто не казалось ему прежним.
Все вокруг плавало, туманное и смутное —
Фальшь и призрачные пустяки на фоне чего-то грандиозного.
Его семья и друзья теперь стали чужой массой
Принадлежать к которой он пытается тщетно.

В данном случае герой сонета услышал зов флейты Азатота, но это частный пример. Есть другой пример, описанный в неоконченном рассказе «Книга»:

Отныне мир стал для меня другим. Что бы ни попадалось мне на глаза, в этом всегда было немножко от прошлого и немножко от будущего, и даже привычные предметы стали незнакомыми в новой перспективе моего расширенного видения. С тех пор я обретался в фантастическом сновидении, в котором все было мне чужим или получужим. И чем больше я переходил рубежей, тем хуже узнавал предметы в той крошечной сфере, к которой так долго был привязан. То, что я видел вокруг себя, не видел никто другой, поэтому мне приходилось молчать и отдаляться от людей, иначе я сошел бы с ума.

Печально, что жизнь таких людей в стремлении не сойти с ума многие окружающие как раз воспринимают как снобизм, порочность или безумие.