В сплетении миров — роман Уильяма Хоупа Ходжсона «Дом на краю»


Роман английского писателя Уильяма Хоупа Ходжсона «Дом на краю» (The House on the Borderland) я включаю в число тех литературных произведений, которые хотел бы взять с собой на необитаемый остров, если бы так сложились жизненные обстоятельства. Будучи достаточно широко знакомым с литературой в жанре weird fiction, я особо выделяю этот роман — и по его содержанию, и по тому, какое впечатление он произвел на меня.

В качестве предисловию к моему небольшому отзыву использую выдержку из эссе Говарда Филлипса Лавкрафта «Сверхъестественный ужас в литературе»:

«Дом на краю» (1908) — вероятно, лучшее из произведений мистера Ходжсона — повествует об уединенном и пользующемся дурной славой доме в Ирландии, который служит объектом пристального внимания со стороны отвратительных потусторонних сил и выдерживает постоянную осаду богомерзких гибридов из разверзшейся под ним чудовищной бездны. Странствия души рассказчика через бесконечные протяженности космического пространства и его присутствие при гибели Солнечной системы представляют собой нечто абсолютно уникальное в современной литературе. На всем произведении лежит отпечаток свойственного автору таланта вызывать ощущение присутствия неведомых ужасов посреди обычной, казалось бы, обстановки. Если бы не досадный налет плоской сентиментальности, книгу можно было бы назвать классикой чистейшей воды.

А теперь немного подробнее о той конструкции восприятия, что сложилась в моем сознании по прочтении романа. Я выделил в сюжете три ключевых аспекта, сплетающихся между собой тремя взаимосвязанными мирами. Этот сюжет представлен в форме рукописи-повествования, найденной в 1877 году двумя путешественниками в ирландской глубинке. Рассказ ведется от первого лица безымянным человеком (он назвал себя «старик»), жившим в таинственном доме-поместье. Рассказ от первого лица всегда накладывает определенную специфику (эффект некоторого сумбура, усиливающегося тем, что отдельные фрагменты рукописи пропали или повреждены).

Первый аспект: наш мир, современный материальной жизни старика. Какова бы ни была фантастичность событий, происходящих в этом аспекте-мире, они приурочены именно к телесному бытию рассказчика. Место действия — странный дом (согласно местным легендам, построенный дьяволом) и его окрестности. На этой иллюстрации дом не вполне соответствует описанию автора (в романе у здания присутствуют шпили, похожие на языки пламени, и вообще архитектура весьма необычная), но мне она все же показалась адекватной:

События в этом аспекте весьма драматические. Сначала старик обнаруживает в окрестностях своего дома провал в земле. Из провала вылезают жуткие свиноподобные твари, и затем дом подвергается нападению. Впечатляет то хладнокровие, с которым главный герой с оружием в руках обороняет свое жилище и защищает себя, сестру и пса Пеппера. Некоторых из них герою удается убить, но затем их тела бесследно исчезают. Что это за твари? Ответа на этот вопрос в романе нет — читатель волен сам строить предположения.

Впоследствии главный герой находит бездонную пропасть прямо под своим домом и пытается ее обследовать, что едва не стоит ему жизни. Судя по всему, в этой пропасти тоже обитают страшные свиноподобные существа.

Наконец, ближе к концу сюжета в этом первом мире объявляется еще более жуткое существо, которое заражает непонятным ядом-инфекцией новую собаку старика, а потом его самого. В конце рукописи оно приходит за рассказчиком… Финал трагичен.

Второй аспект: мир потусторонний, расположенный в другом измерении. Точнее, их два, и оба главный герой посещает ментально, во время чисто умозрительных путешествий.

Один из этих миров — Мир ужаса. Он освещается мрачным красным солнцем с черным пятном в центре. Мир представляет собой Равнину безмолвия (так ее называет главный герой) с огромной ареной в центре, окаймленной исполинскими горами. В горах он видит чудовищные образы — древнеегипетского бога смерти Сета, ужасную индусскую богиню Кали, какую-то гигантскую безглазую голову, бесформенного вурдалака и еще сотни и тысячи монстров.


Ужасы, настолько свирепые и жестокие, что невозможно, непристойно дальше описывать их.

<…>

Теперь, внимательнее рассмотрев их, я пришел к иному заключению: в них крылось нечто, какая-то неявная жизненность, внушавшая моему пробужденному сознанию мысль о жизни-в-смерти, — состоянии, которое никоим образом не может считаться жизнью в нашем понимании. Эту несвойственную человеку форму существования можно сравнить с вечным трансом — условие, при котором можно вообразить бесконечное существование этих кошмарных божеств. «Бессмертие», — мелькнула непрошеная мысль, и я стал раздумывать, могло ли так выглядеть бессмертие богов.

Здесь же главный герой увидел здание, формой соответствующее тому дому, в котором он живет в своем мире, но многократно превосходящее его размером и сделанное из зеленого нефрита. Неподалеку от циклопического здания находилось то самое существо, которое в конце произведения забрало главного героя — здесь же, в этом потустороннем Мире ужаса, состоялась первая встреча с ним. Надо отметить, что свиноподобные твари, нападавшие на дом старика в нашем мире, были своего рода проекциями или эманациями этого монстра. Таким образом, можно прийти к выводу, что граница между нашим миром и потусторонним не является абсолютно непроницаемой — в ней есть разрывы, обеспечивающие не только ментальные, но и физические взаимные проникновения.

Другой посторонний мир — Мир грез и блаженства. Он освещен солнцем в виде бледного белого шара. Главный герой называет этот мир Морем сна; здесь он побывал дважды и встречался со своей возлюбленной. Возможно, описание именно этих встреч Лавкрафт назвал налетом плоской сентиментальности, но я не согласен с мэтром — ничего плоского я тут не вижу. Напротив, эмоции главного героя представляются мне рельефными и подлинного трогательными.


Она рассказала мне о многом, а я слушал. Я бы охотно провел так все века, которые еще должны были наступить. Временами я шептал что-то в ответ, и мой шепот вновь вызывал на ее одухотворенном лице неописуемо тонкий румянец любви. Затем я стал говорить свободнее, и она вслушивалась в каждое мое слово, и прелестно отвечала, и я ощущал себя в раю.

Ничто, кроме одиночества и тишины, не наблюдало за нами, и только тихие воды Моря сна слышали нас.

Плывущие в облачных покровах шары уже давно исчезли. Мы глядели в сонные глубины и были одни. Одни, Боже, я был бы рад, если бы так продолжалось и дальше, я никогда больше не чувствовал бы себя одиноким! Я был с ней, и, что еще важнее, она была со мной.

Наконец, третий аспект, который объединяет первые два и является смысловым ядром романа — космогония и образ Вселенной в литературном представлении автора романа.

Главный герой совершает удивительное путешествие во времени. Важно отметить, что творческий подход Ходжсона к этому путешествию сильно отличается от подхода Герберта Уэллса в его знаменитой «Машине времени». У Уэллса во главу угла ставятся социальные вопросы развития человечества, а также показ угасания мира после исчезновения людей. Ходжсон не уделяет человечеству никакого внимания (ввиду скоротечности существования людского рода); для него описание путешествия сквозь кальпы времени имеет целью достаточно быстро привести читателя к концу Земли и Солнечной системы. Исключительно экспрессивный, вдохновенно написанный рассказ о гибели нашей планеты (включая проклятый дом) и затем нашего Солнца поражает воображение. Некоторые образные выражения особенно запомнились мне: например, когда Земля лишается атмосферы, главный герой описывает это фразой «небо потеряло крышу».

Во время своего путешествия по Вселенной главный герой видит, как мимо него проплывают загадочные призрачные сферы, в которых улавливаются контуры человеческих лиц. Одни сферы и из лики были светлыми; другие — темными, и их лики были исполнены горя и страданий. Эти сферы находятся за гранью таинственного неуловимого пространства, или за рамками иного вида существования.

Космологическая картина фокусируется на интегрирующем весь сюжет объекте — двойной Зеленой Звезде, которая, видимо, является центром Вселенной и мироздания. Эта Зеленая Звезда — кладбище миров, находящихся в нашем пространственно–временном континууме; на нее падают умершие солнца. Она является красно–черным светилом для потустороннего Мира ужаса (объединяющего темные сферы) и белым светилом для потустороннего Мира грез (объединяющего светлые сферы). И именно она — Центральная Звезда, от которой и к которой тянутся многочисленные фиолетовые лучи, где курсируют бессчетные искры-гонцы, является воплощением Логоса:


Было ли Зеленое Солнце обиталищем вселенского разума? Эта мысль озадачивала. Неясно рисовались образы, не имеющие имени. Неужели я действительно оказался в месте обитания Вечного?

* * *

Роман «Дом на краю» повергает читателя в глубокую печаль. Думаю, талантливая беллетристика Уильяма Хоупа Ходжсона — хорошая проверка на прочность силы души. Но если должным образом пропустить эту книгу через себя, наш мир будет восприниматься по-другому — ярче и ценнее, чем прежде.

И, к слову, не стоит забывать классическое изречение — Memento Mori.